— А-а-а!.. — как будто тысячи жалящих насекомых одновременно впились в мои нижние конечности. — А-а-а!
Кто-то чем-то сильно врезал по моим ногам. От боли я уже не мог даже кричать, только хрипел и катался по земле.
— Придурок, ты ж бронником ему ноги переломаешь! — орал кому-то Халиль.
Как потом я узнал, Геркулес, увидев мои объятые огнем ноги, схватил первую попавшуюся вещь, чтобы сбить пламя. Этой вещью оказался скинутый Уиллисом броник. Хорошо, Халиль вовремя его окрикнул, и Сегура успел долбануть только один раз, а то перекрошил бы мне все кости, пока сбивал пламя. В конце концов, он ухитрился, поймав поочередно мои ноги, стянуть горящие сапоги, затем придавил меня к земле, сев сверху, и просто содрал уже почти сгоревшие штаны.
Потом я сидел с голыми, обильно покрывшимися волдырями ногами и, раскачиваясь из стороны в сторону, стонал. Сидевший неподалеку Уиллис, морщась, перетягивал себе грудь каким-то тряпьем. Еще чуть дальше, на небольшой полянке, Халиль и Геркулес рубили саперными лопатками корни деревьев, копая могилу для погибших товарищей. Благодаря большой влажности и отсутствию ветра, струя из огнемета не стала причиной лесного пожара. Огонь сполз с сырого ствола и продолжал чадить черным дымом у его подножья.
Вот кто-то хлопнул меня по плечу.
— Олег, — услышал я голос Сола. — Надо до темноты уйти отсюда подальше.
— На вот, одень. Штаны чуток великоваты, но тебе сейчас самое то, — это Халиль поставил передо мной пару стоптанных сапог и положил на них свернутые штаны, и добавил: — Это Курта. Он, наверняка, не был бы против.
Я тупо смотрел на подношения товарища.
— Олег, ты это… — продолжил тот, замявшись. — Ну, короче, помочись себе на ноги… Говорят, помогает от ожогов…
— Спасибо, Халиль, — я начал подниматься, держась за ствол молодого деревца.
Последующие дни слились для меня в один адский кошмар. Ноги будто бы все еще были объяты пламенем, и я, наверное, давно бы отказался куда-то идти, если бы неподвижное состояние не было еще более невыносимым — ходьба хоть как-то притупляла боль. А по утрам… У меня просто нет слов, чтобы описать те утренние ощущения, когда ткань штанин, присохшая за ночь к язвам ожогов, начинала при движении отрываться вместе с запекшимися коростами… В глазах при этом темнело, слезы и пот катились градом, а язык самостоятельно вспоминал почти забытый мною родной русский язык, со всеми его красочными эпитетами и оборотами.
Но известно, что человек ко всему привыкает. И к боли, если она постоянная, тоже. Через двое суток я, хоть и сквозь пелену боли, начал обращать внимание и на окружающий мир. Мы по прежнему продолжали двигаться на восток. Уиллис шел, сгорбившись, словно старый дед, опираясь на срезанную палку. Его грудь была туго перетянута полосками ткани грязно-песочного цвета, вероятно нарезанными из одежды одного из напавших на нас аборигенов. Вместо ПТЛМа Сол был теперь вооружен автоматом Курта — все ж более легкая ноша.
Халиль с Геркулесом тащили носилки с мастер-сержантом, сделанные из двух жердей, перевязанных снятым с убитых тряпьем. Кроме того, они увешаны подсумками с боеприпасами и флягами с водой, запас которых увеличился за счет трофеев.
Ратт уже пришел в себя, но, хотя никаких серьезных ран кроме ушибов и царапин на нем не было, каждый раз, при попытке подняться, у него начинала кружиться голова, и выворачивало желудок. Вероятно, это была сильная контузия.
На стоянках Халиль кипятил в трофейном котелке воду, замешивал в ней золу из костра и протирал этой жгучей жижей мои ожоги, вызывая очередной всплеск красноречия.
— Лучше б Геркулес тогда отбил мне их бронником Сола, — стонал я. — Или б вообще отрубил саперной лопаткой… уй, мля!
— Не-е, — возражал Геркулес, наблюдая за экзекуцией. — Тогда бы нам тяжело было тащить кроме Ратта еще и тебя.
— Лежи, не дергайся! — усмехнувшись заявлению товарища, сказал мне татарин. — Зола она может и не способствует заживлению, зато дезинфицирует от всякой заразы. А то подхватишь какую-нить гангрену, а у нее запах такой, что идти рядом с тобой будет неприятно.
— Да ладно те. От нас и так уже запах хуже любой гангрены… Ой, мля! Да аккуратней ты, садюга..
Река, вдоль которой мы шли, становилась все более полноводной. А после того, как в нее влился приток, противоположный берег и вовсе затерялся. Да собственно, берегов-то как таковых и не было. Был лес причудливых деревьев, меж вздыбленных корней которых струились мутные струи воды.
Однажды проснувшись утром, мы обнаружили, что вокруг все затоплено. Сухим оставался лишь бугор, на котором устроились на ночь.
— Что, к дьяволу, еще за наводнение? — растерянно озираясь, произнес Уиллис.
— Прилив, — мастер-сержант самостоятельно встал. Ему явно было лучше.
— Прилив? — хором переспросили мы.
— Какой такой прилив? — уточнил вопрос Халиль.
— Обычный прилив… Че-ерт, — Ратт сделал шаг и, схватившись за голову, осел на землю.
— Мы почти пришли, — сказал он после минутной паузы, видя, что мы продолжаем смотреть на него в ожидании ответа. — Это океанский прилив заставил реку разлиться. Думаю, что до того места, где она впадает в океан, не более суток… Ну, двое суток, для нашей инвалидной команды.
Так и получилось, к заливу, в который впадает река, мы вышли в конце вторых суток. К обеду следующего дня, протопав несколько километров по песчаному берегу, добрались до хижины, одиноко стоявшей под склонившимися над ней пальмами. Подобный вид можно видеть на рекламных проспектах современных туристических фирм: изумрудные волны, песчаный берег, высокие пальмы и чистое безоблачное небо. Преобладающий в этом мире фиолетовый оттенок ничуть не портил картину. Вот только пятерка еле плетущихся оборванцев, увешанных оружием, никак не вписывалась в райскую композицию.
— Пришли, — выдохнул мастер-сержант. Последние двое суток он шел самостоятельно, лишь иногда опираясь на плечо Геркулеса.
— И что теперь? — спросил его я. — Будем робинзонить в этой хижине?
Не обратив внимания на мою реплику, он прошел внутрь. Мы проследовали за ним. Пол в жердяной избушке оказался покрыт сухими пальмовыми листьями, на которые мы тут же и попадали.
Опустившись на колени, Ратт разгреб листья в правом от входа углу и принялся тыкать в песок ножом. Наконец нож заскрежетал, упершись во что-то. Раскопав песок, мастер-сержант вынул металлическую коробку. Покрутив ее перед глазами, он куда-то нажал, раздался сухой щелчок, и коробка открылась. Отбросив ее обратно в угол, Ратт теперь рассматривал черный цилиндр. Вот он потянул за шарик, торчащий из цилиндра, и вытянул за него метровую телескопическую антенну. У основания антенны тут же замигал красный светодиод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
